![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Хармсовский рассказ «Победа Мышина» заканчивается следующей фразой:
«И Коршунов сказал:
- Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!»
Многие классические пьесы заканчиваются так же, по-хармсовски.
Пьеса Пьера Мариво «Игра любви и случая». Финальная реплика: «Арлекин: Да, я ничего не теряю. До того, как мы открылись, твое приданое было лучше тебя, а теперь ты лучше приданого. Ура!». Все.
Что тут делать? Как ставить точку в конце спектакля? Непонятно.
Ох, и намучились мы с различными вариантами финала. Пока, наконец, на одну из репетиций пришла Ира с загадочным видом и оповестила нас, что хочет попробовать очередной вариант.
«Сядьте предо мной, как лист перед травой», – начала она со своей обычной присказки.
Вот, что я хочу предложить вам попробовать. Произносит Арлекин свои последние слова: «…теперь ты лучше приданого». И кричит Лизетте, своей возлюбленной:
«Я люблю тебя, а ты?»
А ему отвечает не Лизетта, а, предположим, Сильвия, возлюбленная Доранта (я называл его «Дезодорант»): «Я люблю тебя, а ты?». На это откликается Оргон – ее папа: «Я люблю тебя, а ты?». В финале, после всех, выходит брат Сильвии Марио (играл его я), смотрит в зал и, после паузы, говорит:
«Я люблю вас, а вы?»
И именно потому, что это была заключительная фраза, это был не вопрос («а вы?»), и не утверждение («а вы… тоже любите меня»), а что-то среднее. И вопрос, и утверждение. Скорее, даже, размышление такое. Предложение, оставшись незавершенным, таяло в воздухе.
Вот такой был финал у этого спектакля.
И, конечно, однажды на одной из текстовых репетиций родился шедевр: уже все напризнавались и все наспрашивались, остался я один со своей фразой. Как обычно говорю: «Я люблю вас, а вы?»…
И тут кто-то загробным голосом произносит: «Мы любим тебя, а ты?».
Ведь можно и так, по бесконечному кругу признаний.
Сыграли мы этот спектакль несколько раз в Иерусалиме, повезли его на гастроли, во Францию.
В аэропорту обсуждаем: мы играем этот спектакль перед французами на иврите, все же, – хоть это и их классика – немного боязно. Ну, наш главный герой говорит порой строчками из стихотворений на разных языках, ведь эмоции не имеют национальной окраски. Что еще?
И тут Ира и говорит: а давайте последние признания делать на разных языках.
Начинает Арлекин на иврите, но Сильвия уже продолжает на испанском, Оргон отвечает на немецком, и так далее…
В этом варианте я заканчивал эту веселую французскую комедию с переодеваниями и неузнаваниями, естественно, фразой на французском.
«Je vous aime, et vous..?»
«Же ву зем, э ву..?»
Мы играли этот спектакль на иврите на фестивале студенческих театров в Гренобле, перед смешанной французско-международной публикой.
Не понимая текста, зрители реагировали на действие, на каждый нюанс, на любую яркую и неожиданную интонацию. И как реагировали!
И вот финал спектакля. Любовная перекличка. Вопросы влюбленных молодых людей друг другу, ответы на которые – всегда хочется верить – и так известны им. Кто любит – знает, но это уже из другого спектакля.
Я вышел, оглядел зал, и произнес: «Je vous aime, et vous..?»
И мое «…Э ву?..» пронеслось над гренобльским театральным залом в шестьсот мест и растаяло в воздухе.
И это было одним из самых счастливых мгновений моей жизни.
Вот он какой – мой Марио.
( Марио )
Или даже Мармарио (На иврите вежливое обращение к человеку звучит как «мар… такой-то». Так что главный герой Дорант-дезодорант раза три за спектакль обращался ко мне не иначе как: «Мармарио»).
И еще одна фотография: «За сыром пришла? А фиг тебе!». Париж, июнь 2002 года.
В общем, я люблю вас, а вы, а о выборах я ничего писать не буду.
«И Коршунов сказал:
- Я в этом не сомневаюсь. Parfaitement!»
Многие классические пьесы заканчиваются так же, по-хармсовски.
Пьеса Пьера Мариво «Игра любви и случая». Финальная реплика: «Арлекин: Да, я ничего не теряю. До того, как мы открылись, твое приданое было лучше тебя, а теперь ты лучше приданого. Ура!». Все.
Что тут делать? Как ставить точку в конце спектакля? Непонятно.
Ох, и намучились мы с различными вариантами финала. Пока, наконец, на одну из репетиций пришла Ира с загадочным видом и оповестила нас, что хочет попробовать очередной вариант.
«Сядьте предо мной, как лист перед травой», – начала она со своей обычной присказки.
Вот, что я хочу предложить вам попробовать. Произносит Арлекин свои последние слова: «…теперь ты лучше приданого». И кричит Лизетте, своей возлюбленной:
«Я люблю тебя, а ты?»
А ему отвечает не Лизетта, а, предположим, Сильвия, возлюбленная Доранта (я называл его «Дезодорант»): «Я люблю тебя, а ты?». На это откликается Оргон – ее папа: «Я люблю тебя, а ты?». В финале, после всех, выходит брат Сильвии Марио (играл его я), смотрит в зал и, после паузы, говорит:
«Я люблю вас, а вы?»
И именно потому, что это была заключительная фраза, это был не вопрос («а вы?»), и не утверждение («а вы… тоже любите меня»), а что-то среднее. И вопрос, и утверждение. Скорее, даже, размышление такое. Предложение, оставшись незавершенным, таяло в воздухе.
Вот такой был финал у этого спектакля.
И, конечно, однажды на одной из текстовых репетиций родился шедевр: уже все напризнавались и все наспрашивались, остался я один со своей фразой. Как обычно говорю: «Я люблю вас, а вы?»…
И тут кто-то загробным голосом произносит: «Мы любим тебя, а ты?».
Ведь можно и так, по бесконечному кругу признаний.
Сыграли мы этот спектакль несколько раз в Иерусалиме, повезли его на гастроли, во Францию.
В аэропорту обсуждаем: мы играем этот спектакль перед французами на иврите, все же, – хоть это и их классика – немного боязно. Ну, наш главный герой говорит порой строчками из стихотворений на разных языках, ведь эмоции не имеют национальной окраски. Что еще?
И тут Ира и говорит: а давайте последние признания делать на разных языках.
Начинает Арлекин на иврите, но Сильвия уже продолжает на испанском, Оргон отвечает на немецком, и так далее…
В этом варианте я заканчивал эту веселую французскую комедию с переодеваниями и неузнаваниями, естественно, фразой на французском.
«Je vous aime, et vous..?»
«Же ву зем, э ву..?»
Мы играли этот спектакль на иврите на фестивале студенческих театров в Гренобле, перед смешанной французско-международной публикой.
Не понимая текста, зрители реагировали на действие, на каждый нюанс, на любую яркую и неожиданную интонацию. И как реагировали!
И вот финал спектакля. Любовная перекличка. Вопросы влюбленных молодых людей друг другу, ответы на которые – всегда хочется верить – и так известны им. Кто любит – знает, но это уже из другого спектакля.
Я вышел, оглядел зал, и произнес: «Je vous aime, et vous..?»
И мое «…Э ву?..» пронеслось над гренобльским театральным залом в шестьсот мест и растаяло в воздухе.
И это было одним из самых счастливых мгновений моей жизни.
Вот он какой – мой Марио.
( Марио )
Или даже Мармарио (На иврите вежливое обращение к человеку звучит как «мар… такой-то». Так что главный герой Дорант-дезодорант раза три за спектакль обращался ко мне не иначе как: «Мармарио»).
И еще одна фотография: «За сыром пришла? А фиг тебе!». Париж, июнь 2002 года.
В общем, я люблю вас, а вы, а о выборах я ничего писать не буду.
