Oct. 3rd, 2009

aklyon: (Default)
Через четыре дня я лечу в Италию. Во второй раз в жизни.

Первый раз я побывал там в марте 1991 года. Это была моя первая заграничная поездка. Она хорошо и остроумно описана вот здесь.

Да, в марте 1991 года нам посчастливилось побывать во Флоренции, но мы не успели в Венецию. В эти два города я и направляюсь.

Тогда, восемнадцать лет назад, эти города еще не обросли для меня теми ассоциациями, которые есть сейчас. Я еще не смотрел «Смерть в Венеции», не читал «Набережную неисцелимых». Возможно, я и читал «Венецианские строфы» (первые и вторые) и «Лагуну», но не вчитывался в них, как сейчас, ассоциаций с этими стихотворениями у меня тоже не было. Да и сам Бродский еще был жив. «Рождение Венеры» Боттичелли я мог видеть только в альбомах да на марках. Петр Вайль не написал еще свою замечательную книгу «Гений места», в которой две существенные главы отведены эти городам и еще две – Вероне и Виченце, в которые я намереваюсь заехать по пути.

В последние дни мне было очень приятно вспоминать ту поездку. В воспоминаниях моих школьных товарищей отмечено это чувство нереальности происходящего, какого-то кинематографа. Я очень хорошо помню момент, когда перед окном автобуса на рассвете буквально проплыли стены флорентийского собора, и я подумал, что такого не может быть.

Но для меня, пятнадцатилетнего мальчика, эта поездка запомнилась гораздо больше тем ощущением свободы, которое она мне подарила, причем свободы определенного рода, очень личного.

В то время я, конечно же, был влюблен. И, конечно же, не очень счастливо. Я вот уже с полгода как был влюблен в мою одноклассницу, и к весне 1991 года основное ощущение было такое: задыхаюсь. «Я изнемогаю от любви», но мне как-то не особо рады. А особо рады двум моим одноклассникам. И вот в эту атмосферу я и был принужден входить каждый день. Какая уж там учеба.

В таких вот запутанных юношеских чувствах я и поехал в Италию.

И – вырвался! И – разлюбил одноклассницу. И влюбился снова, в другую девочку (ах, как это просто было сделать в пятнадцать-то лет!). И девочка эта была красивой, умной, необычной. И все, что происходило вокруг, было необычно (как-то так, например). Но самое главное – она не училась в нашем классе! А значит, был шанс, что о ней ничего не знают мои одноклассники (потом оказалось – знали). И мой роман с ней будет свободен от них, от их общества, от их подшучиваний, от борьбы с ними «за девушку». Так мне мечталось тогда.

Наверное, именно тогда я впервые почувствовал – как все вокруг гармонично, как все вокруг, на самом деле, об одном и том же. Такие общие, такие простые символы: «весна», «Италия», «свобода», «молодость», «любовь», «красота», «гармония»... – действительно, могут слиться вместе во что-то одно, придать смысл существованию, даже, возможно, послужить доказательством верно выбранного пути.

Я не помню – задумывался ли я над тем, что это может быть временно, что это когда-нибудь пройдет.

Но в последние несколько дней, загружая себя необходимой «фактической» информацией – где побывать, что не пропустить и почему, – листая путеводители, перечитывая и Бродского, и Вайля, и Томаса Манна… я был рад вспомнить и то самое давнее юношеское ощущение. Когда знаешь еще так мало, а живешь, преимущественно, совсем не зрелыми чувствами, не задумываясь ни о чем другом: а что будет дальше? а как, при наличии «чувств», обустроить все остальное?..

Я был очень счастлив тогда, в марте 1991 года. И понятно: есть как бы «Италия – для всего человечества», а есть, помимо этого, «моя Италия». Она началась для меня восемнадцать лет назад с пьянящего чувства свободы и независимости. Интересно будет посмотреть – чем же она продолжится сейчас, в октябре 2009.
aklyon: (Default)
Через четыре дня я лечу в Италию. Во второй раз в жизни.

Первый раз я побывал там в марте 1991 года. Это была моя первая заграничная поездка. Она хорошо и остроумно описана вот здесь.

Да, в марте 1991 года нам посчастливилось побывать во Флоренции, но мы не успели в Венецию. В эти два города я и направляюсь.

Тогда, восемнадцать лет назад, эти города еще не обросли для меня теми ассоциациями, которые есть сейчас. Я еще не смотрел «Смерть в Венеции», не читал «Набережную неисцелимых». Возможно, я и читал «Венецианские строфы» (первые и вторые) и «Лагуну», но не вчитывался в них, как сейчас, ассоциаций с этими стихотворениями у меня тоже не было. Да и сам Бродский еще был жив. «Рождение Венеры» Боттичелли я мог видеть только в альбомах да на марках. Петр Вайль не написал еще свою замечательную книгу «Гений места», в которой две существенные главы отведены эти городам и еще две – Вероне и Виченце, в которые я намереваюсь заехать по пути.

В последние дни мне было очень приятно вспоминать ту поездку. В воспоминаниях моих школьных товарищей отмечено это чувство нереальности происходящего, какого-то кинематографа. Я очень хорошо помню момент, когда перед окном автобуса на рассвете буквально проплыли стены флорентийского собора, и я подумал, что такого не может быть.

Но для меня, пятнадцатилетнего мальчика, эта поездка запомнилась гораздо больше тем ощущением свободы, которое она мне подарила, причем свободы определенного рода, очень личного.

В то время я, конечно же, был влюблен. И, конечно же, не очень счастливо. Я вот уже с полгода как был влюблен в мою одноклассницу, и к весне 1991 года основное ощущение было такое: задыхаюсь. «Я изнемогаю от любви», но мне как-то не особо рады. А особо рады двум моим одноклассникам. И вот в эту атмосферу я и был принужден входить каждый день. Какая уж там учеба.

В таких вот запутанных юношеских чувствах я и поехал в Италию.

И – вырвался! И – разлюбил одноклассницу. И влюбился снова, в другую девочку (ах, как это просто было сделать в пятнадцать-то лет!). И девочка эта была красивой, умной, необычной. И все, что происходило вокруг, было необычно (как-то так, например). Но самое главное – она не училась в нашем классе! А значит, был шанс, что о ней ничего не знают мои одноклассники (потом оказалось – знали). И мой роман с ней будет свободен от них, от их общества, от их подшучиваний, от борьбы с ними «за девушку». Так мне мечталось тогда.

Наверное, именно тогда я впервые почувствовал – как все вокруг гармонично, как все вокруг, на самом деле, об одном и том же. Такие общие, такие простые символы: «весна», «Италия», «свобода», «молодость», «любовь», «красота», «гармония»... – действительно, могут слиться вместе во что-то одно, придать смысл существованию, даже, возможно, послужить доказательством верно выбранного пути.

Я не помню – задумывался ли я над тем, что это может быть временно, что это когда-нибудь пройдет.

Но в последние несколько дней, загружая себя необходимой «фактической» информацией – где побывать, что не пропустить и почему, – листая путеводители, перечитывая и Бродского, и Вайля, и Томаса Манна… я был рад вспомнить и то самое давнее юношеское ощущение. Когда знаешь еще так мало, а живешь, преимущественно, совсем не зрелыми чувствами, не задумываясь ни о чем другом: а что будет дальше? а как, при наличии «чувств», обустроить все остальное?..

Я был очень счастлив тогда, в марте 1991 года. И понятно: есть как бы «Италия – для всего человечества», а есть, помимо этого, «моя Италия». Она началась для меня восемнадцать лет назад с пьянящего чувства свободы и независимости. Интересно будет посмотреть – чем же она продолжится сейчас, в октябре 2009.
Page generated Sep. 29th, 2025 12:07 am
Powered by Dreamwidth Studios