«Убийство на морском берегу» – а кто убийца-то?

На прошлой неделе мы играли «Убийство на морском берегу». Не хотелось бы думать о том, что мы играли этот спектакль, возможно, в последний раз.

Как-то так получилось, что со временем, когда поутих премьерный ажиотаж, стало все труднее собирать зрителя именно на этот спектакль. История про случайное убийство подростком неизвестного ему человека только за то, что тот не дал ему сигарету, история, в которой это убийство вдруг вызвало порой – философские, а порой и чудовищные мысли у всех остальных, оставшихся в живых – эта история оказалась, по большому счету, не очень интересной для израильского зрителя.

Неудачно ли выбранное название? Имя ли автора, знакомое не очень широкому кругу израильских почитателей поэзии (хотя первый его сборник вышел в переводе на иврит аж в 1969 году!)?

Мне нелегко сознавать это вдвойне: и как актеру театра, в котором идет этот спектакль, и как человеку, которому невероятно дорога поэзия Бродского. Тем более, что именно с поэмой «Посвящается Ялте» у меня сложились длительные отношения, я рассказал о них вкратце вот здесь.

За полтора года жизни спектакля в моей «копилке» прибавились несколько моих личных ассоциаций, связанных с жизнью моего героя на сцене. Скажем, мне крайне важно было понимать, что все вставные монологи – и отрывок из «Писем римскому другу» и «Письма генералу Z», и «Сначала в бездну свалился стул…» – это продолжение отношений убитого со всеми остальными героями. Это он с небес, не имея возможности вступить в прямой диалог, доругивается с ними. Помните – «Letum non omnia finit» («Со смертью все не кончается»)? – начертано с обратной стороны надгробного постамента на могиле поэта.

Я хочу также напомнить о двух убийствах, произошедших за эти полтора года в Израиле: 28 июля 2008 года на Бат-Ямском пляже случайной пулей была убита Маргарита Лагутина, 14 августа этого года на пляже в Тель-Барухе был забит до смерти Леонард Карп – во втором случае один из подозреваемых в убийстве был подростком.

Убийства на морском берегу.

Нечасто смотрю я израильское телевидение, а вот репортажи об этих двух убийствах смотрел очень внимательно.

И вопросы у всех нас, поставленных перед фактом таких преступлений, как правило, одни и те же: за что? почему именно их? и кто? Во втором случае вдова Леонарда Карпа говорила: ну и что, что несовершеннолетний? я хочу взглянуть ему в глаза.

Давным-давно, когда мы играли спектакль по поэме «Посвящается Ялте» в нашей любительской группе, я еще не очень разбирался в поэтической философии Иосифа Бродского. Просил меня мой тогдашний «наставник», Александр Венгер, произносить слова «мальчик в куртке», думая при этом о «смерти с косой», а я понимал все это лишь приблизительно. И только со временем понял – о чем здесь идет речь.

Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.

Это уже из другого стихотворения, из «Разговора с небожителем». Дело в том, что этот стрелок – это сам Господь Бог и есть. Он и убивает нас – насылая на кого болезнь, на кого старость, на кого мальчика в куртке с трофейным «парабеллумом». Маргарита Лагутина случайно оказалась в центре криминальных разборок, группа подвыпивших отморозков случайно встретила на пути Леонарда Карпа.

В этом контексте все наши вопросы по поводу таких необъяснимых жутких убийств приобретают теологический смысл. И это, конечно, невероятно сложные материи.

Выходит, что всю жизнь мы ждем убийства,
что следствие -- лишь форма ожиданья,
и что преступник вовсе не преступник,
и что...

Страшная мысль высказана была мною сейчас, крамольная, непростая. Вот и здесь – «и что...» – это осознание бесконечного числа вопросов, порожденных тем фактом, что всю жизнь мы ждем убийства? а, может быть, невозможность высказать напрямую – кто же, на самом деле, в этой истории настоящий преступник (за героя поэмы это сделали некоторые персонажи романов Ицхака Башевиса-Зингера)?

Отыграли мы один из наших спектаклей, выходим на поклон. Перекрикивая аплодисменты, из зала раздается:

- А кто убийца-то?

Помню, как мы, посмеявшись – это прозвучало забавно в тот момент, – растерялись. Что, все еще непонятно? Добавили текст подростку – мол, это все из-за меня, не знаю что будет со мной. Изменили текст финальной песни: «он играл подростка и убил автора»...

Стало понятнее.

Или нет?

Напоследок – курьез – заметка о спектакле «Дело № 69: Посвящается Я... », поставленном в московском Театре Камбуровой через год после премьеры нашего спектакля в Иерусалиме. В этом спектакле текст поэмы перемежается другими стихами, актеры танцуют танго и летку-енку, звучит «Ямайка»...

Неужели сперли? – спросил я у Иры. Не думаю, сказала она. Может быть, просто идеи носятся в воздухе.

Загадка.

«Убийство на морском берегу» – а кто убийца-то?

На прошлой неделе мы играли «Убийство на морском берегу». Не хотелось бы думать о том, что мы играли этот спектакль, возможно, в последний раз.

Как-то так получилось, что со временем, когда поутих премьерный ажиотаж, стало все труднее собирать зрителя именно на этот спектакль. История про случайное убийство подростком неизвестного ему человека только за то, что тот не дал ему сигарету, история, в которой это убийство вдруг вызвало порой – философские, а порой и чудовищные мысли у всех остальных, оставшихся в живых – эта история оказалась, по большому счету, не очень интересной для израильского зрителя.

Неудачно ли выбранное название? Имя ли автора, знакомое не очень широкому кругу израильских почитателей поэзии (хотя первый его сборник вышел в переводе на иврит аж в 1969 году!)?

Мне нелегко сознавать это вдвойне: и как актеру театра, в котором идет этот спектакль, и как человеку, которому невероятно дорога поэзия Бродского. Тем более, что именно с поэмой «Посвящается Ялте» у меня сложились длительные отношения, я рассказал о них вкратце вот здесь.

За полтора года жизни спектакля в моей «копилке» прибавились несколько моих личных ассоциаций, связанных с жизнью моего героя на сцене. Скажем, мне крайне важно было понимать, что все вставные монологи – и отрывок из «Писем римскому другу» и «Письма генералу Z», и «Сначала в бездну свалился стул…» – это продолжение отношений убитого со всеми остальными героями. Это он с небес, не имея возможности вступить в прямой диалог, доругивается с ними. Помните – «Letum non omnia finit» («Со смертью все не кончается»)? – начертано с обратной стороны надгробного постамента на могиле поэта.

Я хочу также напомнить о двух убийствах, произошедших за эти полтора года в Израиле: 28 июля 2008 года на Бат-Ямском пляже случайной пулей была убита Маргарита Лагутина, 14 августа этого года на пляже в Тель-Барухе был забит до смерти Леонард Карп – во втором случае один из подозреваемых в убийстве был подростком.

Убийства на морском берегу.

Нечасто смотрю я израильское телевидение, а вот репортажи об этих двух убийствах смотрел очень внимательно.

И вопросы у всех нас, поставленных перед фактом таких преступлений, как правило, одни и те же: за что? почему именно их? и кто? Во втором случае вдова Леонарда Карпа говорила: ну и что, что несовершеннолетний? я хочу взглянуть ему в глаза.

Давным-давно, когда мы играли спектакль по поэме «Посвящается Ялте» в нашей любительской группе, я еще не очень разбирался в поэтической философии Иосифа Бродского. Просил меня мой тогдашний «наставник», Александр Венгер, произносить слова «мальчик в куртке», думая при этом о «смерти с косой», а я понимал все это лишь приблизительно. И только со временем понял – о чем здесь идет речь.

Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.

Это уже из другого стихотворения, из «Разговора с небожителем». Дело в том, что этот стрелок – это сам Господь Бог и есть. Он и убивает нас – насылая на кого болезнь, на кого старость, на кого мальчика в куртке с трофейным «парабеллумом». Маргарита Лагутина случайно оказалась в центре криминальных разборок, группа подвыпивших отморозков случайно встретила на пути Леонарда Карпа.

В этом контексте все наши вопросы по поводу таких необъяснимых жутких убийств приобретают теологический смысл. И это, конечно, невероятно сложные материи.

Выходит, что всю жизнь мы ждем убийства,
что следствие -- лишь форма ожиданья,
и что преступник вовсе не преступник,
и что...

Страшная мысль высказана была мною сейчас, крамольная, непростая. Вот и здесь – «и что...» – это осознание бесконечного числа вопросов, порожденных тем фактом, что всю жизнь мы ждем убийства? а, может быть, невозможность высказать напрямую – кто же, на самом деле, в этой истории настоящий преступник (за героя поэмы это сделали некоторые персонажи романов Ицхака Башевиса-Зингера)?

Отыграли мы один из наших спектаклей, выходим на поклон. Перекрикивая аплодисменты, из зала раздается:

- А кто убийца-то?

Помню, как мы, посмеявшись – это прозвучало забавно в тот момент, – растерялись. Что, все еще непонятно? Добавили текст подростку – мол, это все из-за меня, не знаю что будет со мной. Изменили текст финальной песни: «он играл подростка и убил автора»...

Стало понятнее.

Или нет?

Напоследок – курьез – заметка о спектакле «Дело № 69: Посвящается Я... », поставленном в московском Театре Камбуровой через год после премьеры нашего спектакля в Иерусалиме. В этом спектакле текст поэмы перемежается другими стихами, актеры танцуют танго и летку-енку, звучит «Ямайка»...

Неужели сперли? – спросил я у Иры. Не думаю, сказала она. Может быть, просто идеи носятся в воздухе.

Загадка.