Вечер Бродского

Один из моих соседей по квартире уехал на три недели. У другого заболел отец (рак). Квартира опустела. В такой обстановке я и готовился к вечеру Бродского.

В этом пути меня сопровождала maikin. Выбор темы («письма», ударение на первый слог) принадлежит ей.

Стали думать, вспоминать, накидывать ассоциации. «Письма династии Мин», «Письма к стене», вся вера есть не более, чем почта в один конец, вообще – любое стихотворение, – это почта в один конец…

В пустой квартире, в тишине работалось легко. Быстро создавалась композиция, возникали образы. Слепые, запомнившие все рассказчики из «Определения поэзии». Грузный, потеющий человек на стуле, уставший бороться, знающий, что его скоро убьют – император Максимилиан. Склонившиеся к друг другу персонажи «Писем династии Мин»: объясни мне, пожалуйста, почему все так произошло? Наш маленький сад в упадке, вокруг все больше бумаги, все меньше риса, ты, возлюбленный, не со мной, почему все так получилось? Я вдалеке от родимого крова, это все бессмысленно, и вряд ли стоит винить ветер в том, что я не с тобой, прости, но мне придется умереть, так и не вернувшись к тебе. Эта книга, увы, тоже с несчастливым концом.

И все же в финале донновское «Послание, запрещающее грусть» – простимся, ибо мы одно, двух наших душ не расчленить как слиток драгоценный, но отъезд мой их растянет в нить. И пусть не будет понятно – чья душа кружится, а чья стоит, не двигаясь, как игла циркуля. Ведь мы и вправду – одно, и оба кружимся, и оба стоим на месте, одновременно…

Мои отношения с Бродским интимны. Его поэзия для меня – это всегда «здесь и сейчас». В опустевшей на три недели квартире. Для моих друзей. Через мое нынешнее душевное состояние. Одна из участниц вечера сказала мне потом: …вот если б собрались люди типа… и назвала несколько очень известных имен – израильский филолог, известная поэтесса…

А я подумал: есть что-то в том, что как раз эти корифеи «не собрались», ни 24 мая, в официальный день рождения, ни 9 июня, ни в какую другую дату… А пришли мои многолетние друзья, некоторые пришли вот уже в четвертый раз подряд.

Это был наш с maikin Бродский. Для них, для этих очень дорогих мне и близких людей. И я уверен в том, что он слышал меня с небес, и ему в тот вечер не было стыдно.

Гости разошлись в половине двенадцатого. В наступившей тишине что-то ритмично позвякивало в салоне.

Это мотылек бился об лампочку. Тот самый, из «Я обнял эти плечи и взглянул на то, что оказалось за спиною…»

Последнее стихотворение Бродского называется «Август».

В августе я еду в Ригу. Если войны не будет.

Вечер Бродского

Один из моих соседей по квартире уехал на три недели. У другого заболел отец (рак). Квартира опустела. В такой обстановке я и готовился к вечеру Бродского.

В этом пути меня сопровождала maikin. Выбор темы («письма», ударение на первый слог) принадлежит ей.

Стали думать, вспоминать, накидывать ассоциации. «Письма династии Мин», «Письма к стене», вся вера есть не более, чем почта в один конец, вообще – любое стихотворение, – это почта в один конец…

В пустой квартире, в тишине работалось легко. Быстро создавалась композиция, возникали образы. Слепые, запомнившие все рассказчики из «Определения поэзии». Грузный, потеющий человек на стуле, уставший бороться, знающий, что его скоро убьют – император Максимилиан. Склонившиеся к друг другу персонажи «Писем династии Мин»: объясни мне, пожалуйста, почему все так произошло? Наш маленький сад в упадке, вокруг все больше бумаги, все меньше риса, ты, возлюбленный, не со мной, почему все так получилось? Я вдалеке от родимого крова, это все бессмысленно, и вряд ли стоит винить ветер в том, что я не с тобой, прости, но мне придется умереть, так и не вернувшись к тебе. Эта книга, увы, тоже с несчастливым концом.

И все же в финале донновское «Послание, запрещающее грусть» – простимся, ибо мы одно, двух наших душ не расчленить как слиток драгоценный, но отъезд мой их растянет в нить. И пусть не будет понятно – чья душа кружится, а чья стоит, не двигаясь, как игла циркуля. Ведь мы и вправду – одно, и оба кружимся, и оба стоим на месте, одновременно…

Мои отношения с Бродским интимны. Его поэзия для меня – это всегда «здесь и сейчас». В опустевшей на три недели квартире. Для моих друзей. Через мое нынешнее душевное состояние. Одна из участниц вечера сказала мне потом: …вот если б собрались люди типа… и назвала несколько очень известных имен – израильский филолог, известная поэтесса…

А я подумал: есть что-то в том, что как раз эти корифеи «не собрались», ни 24 мая, в официальный день рождения, ни 9 июня, ни в какую другую дату… А пришли мои многолетние друзья, некоторые пришли вот уже в четвертый раз подряд.

Это был наш с maikin Бродский. Для них, для этих очень дорогих мне и близких людей. И я уверен в том, что он слышал меня с небес, и ему в тот вечер не было стыдно.

Гости разошлись в половине двенадцатого. В наступившей тишине что-то ритмично позвякивало в салоне.

Это мотылек бился об лампочку. Тот самый, из «Я обнял эти плечи и взглянул на то, что оказалось за спиною…»

Последнее стихотворение Бродского называется «Август».

В августе я еду в Ригу. Если войны не будет.