Перепечатывая Меира Шалева

В романе Меира Шалева «Как несколько дней», который написан богатым литературным языком, сами герои говорят на очень простом, порой – неправильном с точки зрения грамматики иврите.

Тем сильнее получается эффект: невероятная концентрация философской и житейской мудрости, высказанной зачастую в ироничной форме, да еще и на неправильном языке.

Вот короткий пример. Диалог между главным героем Яаковом Шейнфельдом и его работником, обладающим талантом подражания.

– Он не был таким, как я, – улыбнулся Большуа. – Папа любил женщин, а те отвечали ему любовью за то, что он умел преобразиться именно в того мужчину, который был им нужен [в оригинале здесь «им» – мужского рода – «הם». И это не опечатка – А.К.].

– В кого? В кого же он преображался? – запальчиво воскликнул Яаков, надеясь получить ответ, который наконец развеет туман, нависший над его собственной любовью.

– Ты думаешь, наверное, что он им Казанову изображал. Им же был нужен... их собственный муж.

Яков не знал, что и сказать.

– Они-то надеялись, что у него получится только приблизительно – чтобы было только похоже, но не совсем одно и то же, – веселился Большуа, – ведь каждая женщина любит своего мужа, она лишь хотела бы внести несколько небольших изменений...

– Отчего же он умер? – поинтересовался Яков.

– А нафка мина? – ответил Большуа голосом Шейнфельда. – Однажды он вернулся с похорон друга, не сказал никому ни слова, лег в кровать и умер. Поначалу никто ему не верил – все думали, что он подражает покойному приятелю, и никто ему не мешал. Когда же папаша стал дурно пахнуть, все поняли, что на этот раз он не притворяется.

Такой могла бы быть смерть актера на сцене. Или клоуна.

Перепечатывая Меира Шалева

В романе Меира Шалева «Как несколько дней», который написан богатым литературным языком, сами герои говорят на очень простом, порой – неправильном с точки зрения грамматики иврите.

Тем сильнее получается эффект: невероятная концентрация философской и житейской мудрости, высказанной зачастую в ироничной форме, да еще и на неправильном языке.

Вот короткий пример. Диалог между главным героем Яаковом Шейнфельдом и его работником, обладающим талантом подражания.

– Он не был таким, как я, – улыбнулся Большуа. – Папа любил женщин, а те отвечали ему любовью за то, что он умел преобразиться именно в того мужчину, который был им нужен [в оригинале здесь «им» – мужского рода – «הם». И это не опечатка – А.К.].

– В кого? В кого же он преображался? – запальчиво воскликнул Яаков, надеясь получить ответ, который наконец развеет туман, нависший над его собственной любовью.

– Ты думаешь, наверное, что он им Казанову изображал. Им же был нужен... их собственный муж.

Яков не знал, что и сказать.

– Они-то надеялись, что у него получится только приблизительно – чтобы было только похоже, но не совсем одно и то же, – веселился Большуа, – ведь каждая женщина любит своего мужа, она лишь хотела бы внести несколько небольших изменений...

– Отчего же он умер? – поинтересовался Яков.

– А нафка мина? – ответил Большуа голосом Шейнфельда. – Однажды он вернулся с похорон друга, не сказал никому ни слова, лег в кровать и умер. Поначалу никто ему не верил – все думали, что он подражает покойному приятелю, и никто ему не мешал. Когда же папаша стал дурно пахнуть, все поняли, что на этот раз он не притворяется.

Такой могла бы быть смерть актера на сцене. Или клоуна.